Письмо Т. Н. Грановскому - Письма (1831-1849) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

4(16) декабря 1839. Петербург Пишу к Вам по обещанью, любезный Грановский, хотя еще сам не успел здесь оглядеться. Я был в больших хлопотах по случаю перемены квартеры нашей и пр. Однако успел быть у некоторых людей. Оттого ли, что я гораздо более ожидал от Петербурга, чем он может дать - но мне здесь довольно грустно. Судите сами: у Плетнева я был и застал его над корректурой "Современника". От него я узнал, что Гоголь живет у Жуковского, хандрит жестоко и едет обратно в Рим1. Он прочел им как-то главы две-три из нового своего романа2 - и, говорят, превосходная вещь этот роман; но он делает это с большим трудом - и печатать не хочет. После смерти Плетнева жены - его середы расстроились - хотя я и не вижу тому причины - она на них играла всегда пассивную роль3. Но его - потеря жены, кажется, очень огорчила. Он вспоминал о Вас и велел напомнить Вам о себе. Напишите ему несколько слов - Вы его очень обрадуете. У Никитенки по пятницам собираются те же люди: Сорокин, Копи, Михайловы, Гебгардты4 - Вы их знаете? Никитенко сам - человек теплый и открытый всем впечатленьям, его гости - я их мало знаю. Копи собирается издавать Пантеон русского и всех возможных театров. Цель этого изданья мной хорошо не понята. Он мне, кажется, хочет предложить поступить в сотрудники5 - по я всё еще колеблюсь погрузиться в русский литературный мир - в "сей грязный омут, господа"6. Краевский, кн. Одоевский7 etc. составляют особую clique, что там делается - неведомо мне сие. Полевой8 не имеет сотрудников и набирает их в высших классах кадетских корпусов, инженерных и других училищ, из учеников, начитавшихся разной дребедени и переводящих повести, данные им Полевым в воскресение,-- украдкой, в течение всей недоли, при свете ночников. Сенковский продолжает свой путь так же, как и прежде. В них не видно перемены9 etc. По боже мой! где ж ты, молодое поколенье, черт возьми!

И всё не перестаю читать Гете. Это чтение укрепляет меня в эти вялые дни. Какие сокровища я беспрестанно открываю в нем! Вообразите - я до сих пор не читал "Римских элегий". Какая жизнь, какая страсть, какое здоровье дышит в них! Гете - в Риме, в объятьях римлянки! Особенно III-ая, V-ая, VII-ая, XII-ая и XV-ая10. Эти элегии огнем пролились в мою кровь - как я жажду любви! Но это томленье бесплодно: если небо не сжалится надо мной и не пошлет мне эту благодать. А - мне кажется - как я был бы добр, и чист, и откровенен, и богат, полюбив! С какой радостью стал бы я жить и с ней.

Грановский, Вы это понимаете - Вы ne станете надо мной смеяться, lie правда ли?

Как бы в противуположность моему чтению Гете прочел я Вернера (Захария) "Das Kreuz an der Ostsee"11. Это творенье исполнено дикими красотами, и, говорят, первая, ненапечатанная часть его, в которой король пруссаков-идолопоклонников, старый Вайдевутис, давший им первые законы, вырезывает из дерева им трех богов, в которых вселяются демоны, и Вайдевут не в силах побороть своих творений,-- эта часть еще прекрасней, при всем безобразии вымысла. Вернер был проникнут духом христианских легенд - и в его "Kreuz an der Ostsee" дух убитого апостола Адальберта является в виде старика - Барда, и всякий раз, при произношении другим имени Иисуса - быстрое пламя вспыхивает и гаснет над его головой. В последней сцене любовники (Мальгона, дочь Конрада, герцога Мазовии, и Вармио, сын Вайдевута, обращенный в христианство) торжествуют при помощи молитв Адальберта над влечением страсти, гибнут непорочными и венчаются венцами мучеников и т. д. Это суровое, безотрадное ученье под стать пескам и туманам Северной Пруссии, как веселая любовь и полная жизнь "Римских элегий" - роскошной природе и наитию древности, их вдохновившей.

Между прочим, должен Вам сказать - что я снова нездоров. У меня сделалось очень тягостное сердцебиенье - и мне доктором запрещены пряности, чай, кофе, говядина, вино, сладости, женщины и все grandes emotions. Скажите на милость - что ж осталось мне? Впрочем, мне теперь немного лучше.

Надеюсь на несколько строк от Вас. Мне очень любопытно знать, что Вы - как и т. д. Если Драшусов12 приехал и может располагать деньгами, то нельзя ли получить от него, что он мне должен? Мне деньги теперь крайне нужны. Кланяйтесь ему от меня. Что его здоровье? Если Вы будете писать Станкевичу - не забудьте поклониться ему от меня. Крюгеру, если он в Москве - мой Дружеский поклон.

Прощайте: желаю Вам успехов и здоровья, а я остаюсь навсегда искренно преданный Вам

Иван Тургенев.

P. S. Говорят - la figure d'un creancier est toujours desagreable: и Вы, хотя посредственный заимодавец Драшусова, подпадаете под ту же категорию. Хочу избавить Вас от этой неприятности - а потому пришлите мне адресе Драшусова. Мой адресе: на Гагаринской улице, у Пустого Рынка, в доме Ефремовой, No 11.

С. Петербург. 4-го декабря 1839-го года, На обороте:

Его высокоблагородию

милостивому государю

Тимофею Николаевичу

Грановскому.

В Москве.

Спросить в университете.

1840