П. В. Анненкову - Письма (1850-1854) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

14, 15 (26, 27) октября 1853. Спасское

С. Спасское.

14-го октября 1853.

Милый П<авел> В<асильевич>. Пишу к Вам, потому что именно к Вам хочется писать. Я нахожусь под влиянием необыкновенного события и непременно желаю именно с Вами об этом поговорить. Вот в чем дело - слушайте.

Живет у меня в доме старый (54-летний) маляр, бывший живописец, по имени Николай Федосеев Градов. Он был дворовым человеком моей матери и по старости лет не пожелал идти на волю.

Когда-то он учился: рисованию и декоративной живописи у Скотти, потом жил на оброке, наконец попал обратно к маменьке, писал образа, срисовывал цветы, клеил коробки, подбирал шерсти по узорам, красил комнаты, крыши и даже заборы1. Художническая искра в нем всегда была, и фигура у него по дюжинная, огромный нос, голубые глаза, выражение какое-то полупьяное, полувосторженное - впрочем, особенного в нем ничего не замечалось, считался он всегда в "последних", ходил замарашкой, любил выпить и к женскому полу чувствовал поползновение сильное. Вот на днях мой камердинер (человек чрезвычайно глупый, замечу в скобках) - зная, что я большой охотник до всякого рода любовных писем, стихов и прочей чепухи, приносит мне исписанный лист и с иронической улыбкой объявляет, что вот - мол какие стихи живописец написал. Я взял их, начал читать - и прочел ту удивительную вещь, которой копию (вернейшую, за исключением бесчисленных орфографических ошибок) - Вам посылаю. Я остолбенел - и тотчас отправился к Николаю Федосееву, который в то время белил и красил комнаты дома, куда я намерен перейти из флигеля. На вопрос мой, точно он ли написал стихи, принесенные моим камердинером - он, после первого смущения, отвечал: Наши {Далее зачеркнуто: Мы}.-- Я, продолжал он, сидя на корточках, на высокой подставке, весь забрызганный белилами - всё упрекал нашего попа, что вот он седьмой год у нас живет, а ни одной проповеди не написал - а он мне сказал: ты художник - напиши-ка ты. Вот я и написал.-- Да и ты прежде писывал стихи? - Случалось. - Заметьте (и это очень важно), что Николай Федосеев вовсе не принадлежит к числу дворовых людей полуобразованных и с литературными притязаниями, повторяю - он совершенно простое существо, едва ли он когда-нибудь прочел какую-нибудь книгу. Я, разумеется, похвалил его стихи сильно, и это распространило по всему дому - т. е. между всеми дворовыми, я теперь живу один - большое волненье, все желали видеть их, и никто не верил, чтобы Н<иколай> Ф<едосеев> написал их - а он объявляет с своей стороны теперь, что он бросает кисть и берется за перо и что он мне напишет стихи под названьем "Система Мира", от которых я приду в совершенный восторг. Жду их с нетерпеньем - что из этого выйдет? Это, по-моему, удивительнее предсказаний и прочих штук стучащих и вертящихся столов. Вот тут пойдите с Вашей психологией, да с знанием человеческого сердца! Все это пустяки - каждый человек - неразрешимая загадка - и Spiritus flat ubi vult.-- Непременно напишите мне Ваше мнение об этих стихах. Я бы желал показать Вам на минуту фигуру моего живописца, чтобы дать Вам понять, до чего странна и удивительна вся эта вещь.

Вот эти стихи:

"Восторг души или чувства души в высокоторжественный день праздника" - --- Таинственно в безмолвии ночном Священной меди звуки раздаются - О! эти звуки прямо в душу льются И говорят с душой о неземном.

Христианин, проснись хоть на мгновенье От суеты земного бытия - Спеши во храм, пусть в сладком умиленье Затеплится мольбой душа твоя.

Но за порог таинственного храма - Без теплой веры в сердце не входи - И не сжигай святого фимиама, Когда нет жертвы в пламенной груди.

Нам на земле один путеводитель - Святая вера; яркою звездой Ее зажег над миром Искупитель - И озарил к спасенью путь земной.

Иди по нем с надеждой и любовью, Не уклоняясь тяжкого креста:

Он освящен мучением и кровью За грешный мир страдавшего Христа.

Кто без слезы святого умиленья, Без трепета, с холодною душой Коснется тайн священных искупленья, Запечатленных кровию святой - Кто в этот день живых воспоминаний В душе своей восторга не найдет - Не заглушит в груди земных страданий - Руки врага с улыбкой не сожмет - Тот с печатью отверженья На бледнеющем челе - Не достоин искупленья В небесах и на земле!

Минувшее открылось предо мною - Его проник могучий взор души - И вот оно картиною живо Рисуется в тиши.

В страшный миг часа девятого Вижу я среди креста Иудеями распятого Искупителя Христа - Всё чело облито кровию, От тернового венца Взор сиял святой любовию - Божеством - черты лица - Вижу знаменье ужасное - Завес в храме раздрался...

Потемнело солнце ясное - Потемнели небеса.

Вижу тьму, весь мир объявшую, Слышу страшный треск громов - Грудь земли затрепетавшую, И восставших из гробов! - И в трепете, страхом невольным объятый, Коварный Израиль, внимая громам - Воскликнул - воистину нами распятый Был вечный сын бога, обещанный нам!

Но всё ж не утихла в нем мощная злоба - Вот снято пречистое тело с креста - И в гробе сокрыто - и на ночь вкруг гроба Поставлена стража врагами Христа.

Вновь покрыл мрак землю хладную - Стража третью ночь не спит - И с надеждою отрадною Гроб бессмертного хранит - Вот и полночь приближается - Вдруг глубокий мрак исчез - Ярче солнца озаряется Гроб сиянием небес - И спаситель наш божественной Весь в лучах, над ним восстал - Славой божией торжественной И бессмертьем он сиял, И в этот миг раздался хор нетленных, Хор светлых ангелов с небес - Он возгласил над миром искупленным:

Христос воскрес! Христос воскрес!

Оледеневшая от страха, Внимая голосу небес, Упала стража - и, средь праха, Воскликнула: воистину воскрес!

Так совершилась тайна искупленья - И гордый враг небес низвержен в прах - И снова для преступного творенья Доступна жизнь - и вечность в небесах.

Что Вы об этом скажете? Я нахожу, что это удивительно. Я желал бы показать тот засаленный лист, с которого я списывал - но я буду хранить его у себя. Вот образчик его правописанья:

И ни жжигай светова фимиама и т. д.2

15-го октября.

Сейчас получил Ваше письмо от 8-го. Вы из предыдущего моего письма могли убедиться, что мы с Тютчевым расстались друзьями - теперь мне остается только повторить, что это было действительно так, что мы все всплакнули при расставанье, что мы находимся в переписке - и что одна необходимость заставила меня расстаться с ним. Мы дали друг другу бумагу, в которой свидетельствуем, что остались оба совершенно довольны. Мое состояние не позволяет мне содержать управляющего с жалованьем 2000 руб. серебром в год и большим семейством - вот и всё. Я воображаю, как хохотал, между прочим, Языков, который сам перед Тютчевым кругом виноват3. Эх, П<авел> В<асильевич>, люди - действительно негодная порода. Самый лучший из нас - мойся и осматривайся беспрестанно - а то как раз замарается, а потом и грязи своей не заметит - привыкнет к ней.

Рукопись романа я получил обратно - но пока не прикасаюсь к ней4. Кетчер ее всю испестрил заметками - спасибо ему за это - примем к сведению. Я теперь кончаю и на днях отправлю ему небольшую вещь, о которой писал Вам.-- Mme de Lagrange я слыхал в концертах5, Это - большая фокусница - и только. Но у Вас, я вижу, сезон готовится блистательный. Я к Святкам перееду в Орел на два месяца. У нас здесь везде в окрестности холера - правда не сильная. Когда она провалится, эта скучная гостья? Засиделась.

Прощайте, милый П<авел> В<асильевич>. Желаю от души полного успеха Вашему Пушкину6. Будьте здоровы, веселы и не забывайте

преданного Вам

Ив. Тургенева.

P. S. Скажите Некрасову и Панаеву, что я получил их письмо, присланное с Колбасиным, и буду отвечать им с следующей почтой7.