П. В. Анненкову - Письма (1850-1854) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

20 ноября (2 декабря) 1853. Спасское

С. Спасское.

20-го ноября 1853.

Прежде всего, любезный Анненков, позвольте мне выразить свое удивление насчет Вашего разрыва с А<рапетовым>1. Я вижу - точно:

И всюду страсти роковые - И от судеб защиты нет2.

С другой стороны, я очень понимаю, как это всё могло случиться. Заметьте, что когда человек удивляется чему-нибудь - он немедленно находит точку, ставши на которую он видит, что удивляться-то в сущности было нечему. Надеюсь, что всё это опять уладится и попадет в свою колею.

Третьего дня заезжал ко мне, проездом в южные губернии, И. С. Аксаков3. Очень я ему обрадовался - как Вы можете себе представить. Он целое утро рассказывал мне о Москве, Петербурге и о прочем - читал мне кое-что из своих произведений. Что он говорил - я Вам пересказывать не стану. Вы ведь его знаете. Он Вас ценит и любит. Он очень благородный малый - в нем столько же рыцарского, сколько русского - и ума в нем много - а тяжеленько ему жить. Кровь в нем не довольно легка - как он сам признается. Нашему брату, свистуну, жить легче. Он не способен лежать пупком кверху и мирно улыбаться собственному бездействию - а это дело хорошее.

Кстати, дело с живописцем Федосеевым приняло новый оборот. Стихи, как теперь достоверно известно через другого его знакомого, вольноотпущенного, живущего в Москве, выписаны из - "Северной пчелы" 1840-го года4. Но Федосеев, жалея о потере своей репутации, представил мне свою "Систему Мира", и эти стихи действительно его - вот образчики:

Злова семя нравы Сеет везде злодей, И рвут как тираны Неистово люди людей - Кто в должности ходит, Ото всех имеет честь, А как полдень приходит, Ищут наилучше ему есть.

Эти стихи более вероятны. Всё дело приняло теперь интерес более психологический - и Федосеев представляет предмет для комика.

А со мной случилось следующее. Вместо того, чтобы кончить вещь, о которой я писал Вам5, какой-то бес меня обуял, и я в несколько дней настрочил довольно большую повесть, которую вчера отдал переписать, и на следующей неделе пошлю к Вам. Мне кажется, это вышел вздор - и я прошу Вас, если Вы найдете, что не стоит это печатать, бросьте это в огонь, но скажите свое мнение. Вещь эта называется - "Два приятеля"6. Пока Вы не узнаете, что это такое, пожалуйста, не говорите о ней никому.

Не без некоторого умиления узнал я от Аксакова, что петербургские друзья придерживаются тех же самых шуточек и прибауточек, как два года тому назад. Постоянство похвальное! Поглядишь, каждый из нас сделается "старик, по-старому шутивший" - только уж никак нельзя будет прибавить: "отменно тонко и умно"7.

Посылаю Вам заграничное письмо, прибывшее сюда третьего дня на имя Тютчева. Передайте ему это письмо вместе с дружеским моим поклоном - и скажите ему, что я буду отвечать ему на следующей почте. Не оставьте меня без сведений о нем. Я думаю, ему теперь должно быть довольно трудно.

И. С. Аксаков поощрил меня насчет моего романа8 - и я, как только перееду в Орел, примусь за разработку этого произведения, к которому я было порядком охладел.

У нас совершенная зима - деревья обременены инеем - небо и земля, всё бело - словно молочное море индейской мифологии9. Были морозы порядочные, даже до скрипу, теперь оттеплило. Введенье, говорится, ломает леденье.

У меня здесь есть сосед, некто Каратеев, малый лет 22, очень неглупый - хоть и глуздырь10 пока. В нем очень иного симпатического - но он немножко перемокшие слишком.

О войне говорят здесь все, даже простой народ. Всем очень хочется, чтобы мы побили турков - и есть какая-то досада против англичан11.

А впрочем, прощайте. Это письмо вышло всё как-то очень отрывисто. Крепко жму Вашу руку и прошу поклониться Коршу, Тютчеву, Языкову и т. д.12

Ваш

Ив. Тургенев.

P. S. Присылка новых "Приятелей"13 - не помешает присылке другой моей вещи, которая явится к Вам, как только окончится. Ужасно завидую Вам, что Вы будете слышать "Моисея"14.