Полине Виардо - Письма (1850-1854) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

Спасское.

Понедельник, 13/25 октября 1852.

Вообразите себе ураган, сложный смерч, который не падает, но несется, кружится, затемняет, воздух, хотя сам он и бел, и устилает землю до высоты человеческого роста. Вот какова у нас сейчас погода, дорогая и добрая госпожа В<иардо>. Вы, европейцы, но можете себе представить, что такое русская метель. К счастью, не очень холодно, а не то сколько было бы жертв! Два года тому назад в одной Тульской губернии погибло 900 человек в такую же метель. Но никто не запомнит, чтоб подобная метель случалась в такое время года! Зима точно поторопилась прийти раньше, чем обычно, чтобы утешить нас за скверное лето, только что перенесенное нами. Это похоже на историю человека, который женится на женщине некрасивой и бедной, но глупой! И все-таки я не грущу, несмотря ни на эту отвратительную погоду, ни на предвкушение шестимесячного полного уединения, ожидающего меня. Напротив, я чувствую радостное волнение: ведь передо мною ваше милое письмо, написанное после возвращения в Куртавнель из Англии1.

Дорогой и добрый друг, умоляю вас писать мне часто; наши письма всегда делали меня счастливым, а теперь они мне особенно необходимы; я сейчас прикован к деревне на неопределенное время и должен довольствоваться собственными средствами. Ни музыки, ни друзей; да что? нет даже соседей, чтобы скучать вместе! Тютчевы - превосходные люди, но мы с ними плаваем в слишком разных водах. Что же остается мне? Кажется, я вам говорил это не раз: работа и воспоминания. Но для того чтобы работа была легка, а воспоминания менее горьки, мне нужны ваши письма, с отголосками счастливой и деятельной жизни, с запахом солнца и поэзии, который они до меня доносят. Да, кстати, вкладывайте всегда в конверт несколько травинок или лепестков... Я чувствую, как жизнь моя уходит капля за каплей, словно вода из полузакрытого крана; я не сожалею о ней; пусть уходит... что мне с пой делать?.. Никому не дано вернуться на следы прошлого, но я люблю вспоминать о нем, об этом прелестном и неуловимом прошлом, в такой вечер, как сегодня, когда, слушая унылое завывание вьюги над снежными сугробами, я представляю себе... Нет, не хочу наводить тоску ни на себя, ни - отраженно - на вас... Всё, что со мной происходит, еще очень сносно, нужно напрячься под бременем, чтобы меньше его ощущать... Но пишите мне почаще.

Ах! мой дорогой друг, какая дрожь охватила меня при воспоминании об этих сиестах под тополями, листья которых легко отделялись от веток и мягко падали на нас! О, да! Какое синее было тогда небо, очень боюсь, что никогда уже по увижу такой красоты. Впечатление, оставшееся у меня от всего этого, так живо и глубоко, что стоит мне только закрыть глаза, как я слышу ясный и легкий шепот этих листьев, уже мертвых, но особенно ярких в синено неба, их омывавшей! Известно ли вам, что в одном месте моей книги (получили ли вы ее?) я, как и вы, говорю о деревьях, которые словно опускаются в небо 2? Не впервые нам приходят в голову один и те же мысли...

И, увенчанная грустью, Земля погружается в сон...

Эта фраза из "Осени" Гуно3 звучит у меня в ушах с самого начала этой страницы... почему случилось так, что я не могу думать о Г<уно>, как прежде4? Ну, да всё равно. Его "Осень" великолепна. Я чувствую, что весь охвачен умилением, но надо освобождаться от него - к чему это?

Я сейчас открыл на мгновение дверь моего балкона... Бррррр! Какая волна мрачного холода, ледяного ветра и снега... Диана вскочила и отшатнулась в ужасе... Ах, бедняжка! ты не привыкла к такому климату. Бедная ты француженка! Давай сядем рядышком и будем вспоминать о Куртавнеле. До завтра. Но я вас не покидаю.

Вторник.

Сегодня погода странная, но довольно приятная. Воздух, наполнен туманом; ветра нет вовсе, всё бело - земля и небо; снег тает с легким шумом. Всюду слышен шёпот падающих капель; очень тепло. Я отправляюсь с моими двумя егерями в обход за несколько верст отсюда; надеемся убить немало зайцев.

Я начал, согласно вашему желанию, маленький очерк об "Игре крестьянина", который займет не меньше четырех страниц; я отошлю его вам в будущий вторник; я не думал, что он выйдет таким длинным5... Сейчас вошел мой егерь и сказал мне: "Надо ехать, барин; после вчерашней метели земля словно моется в теплой бане". Я велел запрячь двое саней: мы прокатимся по первопутку. Дорогой друг, я обожаю вашу маленькую Клоди - попросите ее от моего имени позволения поцеловать ей ручонки.

Скажите Виардо, что я прочел его письмо с большим удовольствием6; маленькая сказочка в конце очень забавно сочинена; по такого рода пещи похожи на фокусы пианистов, вся их трудность (и всё достоинство) заключается в исполнении. Но рано или поздно будет видно. В будущий вторник я напишу маленькой Полине. Известно ли вам, что вот уже два года, как она в Париже? Она приехала туда 5 ноября 1850 г.

Прощайте, дорогой и добрый друг; до следующего письма. Нежно жму вам руки и желаю всего возможного счастья. Тысяча приветов всем.

Ваш И. Тургенев.

P. S. Проведете ли вы всю зиму в Париже? Кажется, в Петербурге будут давать этой зимой "Пророка" с участием Крувелли7. Я был очень рад прочесть в "Athenaeum" то, что Чорли говорит о вас и вашем голосе8.