П. В. Анненкову - Письма (1855--1858) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

9 (21) марта 1857. Париж

Париж.

9/21 марта 1857.

Милый Анненков, хотя в последнее время письма мои падали на Вас в виде града - однако, получив от Вас любезную цидулку, в которой находится величественное слово: "печатанен"1 - не могу удержаться, чтобы не поболтать с Вами, благо сегодня болезнь не так сильно грызет меня. A propos de болезнь - я когда-то, помнится, говорил, что признак старости состоит в том, когда товарищей в генералы жалуют; а вот другой признак еще верней и потому хуже - когда товарищи начинают скрыпеть и трескаться, как подгнивающие деревья - у одного рак на губу сел2, у другого <- - > течет вместо урины - плохо! Наши внуки начинают вытеснять нас из мира3. Один Вы (я никого еще не сглазил) - еще выситесь, как дуб среди долины ровной, на гладкой высоте...4 Но, крепкий дуб! берегитесь опасного, долбящего дятла, прозываемого кондрашкой! А живет этот дятел на кухне Английского клуба.

Что мой "прищуренный глазок", как Вы говорите5, прочел с умилением Вашу статью о Гоголе, об этом Вы, уже получили надлежащее сведение в предыдущем моем письме6 - и я с истинным нетерпением ожидаю статьи о Станкевиче7. А г. Щедрина я решительно читать не могу. (Здесь получены 1-й и 2-й No "Русского вестника".)8 Это грубое глумление, этот топорный юмор, этот вонючий канцелярской кислятиной язык... Нет! лучше записаться в отсталые - если это должно царствовать. Вот Писемский - мастер. Как рисует этот человек! Его "Старая барыня" изумила меня твердостью и верностью очертаний, П<исемский> - профессор литературного рисунка9.

Что же касается собственно до моих мараний, то я рад, что Дружинин принял этот несчастный продукт; другой "день" уже отправлен к Вам; а если мне будет легче в течение лета, я, пожалуй, и третий "день" из себя выпру; но, кажется, и двух за глаза довольно10. Вернется ли ко мне охота писать и вера в свое уменье - не знаю; но теперь я чувствую себя лопнувшим, как те белые грыбы с зеленой начинкой, на которые то и дело наступаешь во время прогулки у нас в России. Слышен звук: пшшт... и остается несколько вони в воздухе - вот и всё. "Охота на Кавказе" H. H. Толстого очень мне понравилась.

Что бы сказать мне Вам о здешних происшествиях? Был я в одном доме, где известный колдун Юм (Hume), о котором Вы, вероятно, слышали - должен был произвести свои чудеса; но ничего не вышло; только раз по моему требованию что-то у меня три раза простучало под подошвой правой ноги. Хорошенько я не понимаю, как это было сделано. Но Париж только и толкует, что о нем; в теченье одной недели он три раза был в Тюльерийском дворце - и там, говорят, происходили удивительные вещи: и стол поднимался на воздух, и какие-то руки виднелись, и гармоники играли сами, и колокольчики не падали, а волнообразно опускались на пол... Мы, грешные, ничего этого не видали11.

Знаете, какая у меня зародилась мысль? Поедемте будущей весной вместе непременно в Италию - право, поедемте, поживши зиму в Петербурге. А теперь у меня планы вот какие: 15-го апреля я еду в Лондон, остаюсь там месяц - там отправляюсь куда-нибудь на воды для излечения недугов - а осенью домой. А поездку мы в Италию сделаем старыми холостыми петухами; авось в последний раз повеет на нас чувство молодости и красоты. Вы сообразите это, да не говорите: так! так! так!., не хлопайте себя по филеям - а приготовьте лучше заранее необходимые средства.

Нет! Несмотря на все мои старанья, сердечно сблизиться с Толстым я не могу. Он слишком иначе построен, чем я. Всё, что я люблю, он не любит - и наоборот. Мне с ним неловко - и ему также, вероятно, со мною. В нем нет, с одной стороны, спокойствия - ас другой, нет кипения молодости - и выходит - que je ne sais pas ou le prendre. Но из него выйдет человек замечательный - и я первый буду любоваться и рукоплескать - издали.

Что Вы мне ничего не говорите об О<льге> А<лександровне>? Да, я Вам пошлю - на Ваше то есть имя (на днях) - письмо к графине Ламберт 12 - а Вы уж сыщите ее. Она живет, кажется, на Фурштадтской, в собственном доме. Она жена флигель-адъютанта. Вы найдете ее легко. Прощайте, милый мой гиппопотамчик; бог да хранит Вас!

Любящий Вас Ив. Тургенев.

P. S. Вы можете еще писать мне в Париж,-- но что за мысль так рано уезжать в деревню?