М. А. Маркович - Письма 1859-1861 - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

22 мая (3 июня) 1861. Спасское

С. Спасское.

22-го мая 1861.

Господи боже мой - или - боже мiй милiй! как говорят г-да хохлы - что Вы за неисправимая женщина - любезная Марья Александровна! Можно ли из Италии в Россию писать записку в 5 строк, из которых, вдобавок ничего не узнаешь путного. Посудите сами: Ваше письмо шло 18 дней1 - стало быть и это раньше этого срока к Вам не попадет; это, значит, будет в конце июня нового стиля - а в это время, по причине mal'aria, ни одного иностранца в Риме никогда не бывает - и Вы не будете - а Вы велите мне писать себе в Рим, poste restante - и я это исполню, хотя знаю почти наверное, что мое письмо пропадет. Ни слова о том, куда Вы намерены ехать из Рима, где думаете провести лето - вернетесь ли в Париж за Вашими вещами, что делают Ваши спутники, есть ли у Вас еще спутники и т. д.2 Право, мне бы следовало, в пику Вам, написать Вам письмо в Вашем роде - Вы бы узнали, как это приятно.

Однако и в Вашей записочке есть хорошее слово - Вы говорите, что преданы мне навсегда3. Это много значит - но я Вам верю, хотя Вы - не без хитрости, как сами знаете4. Что я Вам предан - это несомненно; но кроме этого чувства, во мне есть другое, довольно странное, которое иногда заставляет меня желать Вас иметь возле себя - как в моей маленькой парижской комнате - помните? Когда мне приходят в голову наши тогдашние беседы - я не могу не сознаться, что Вы престранное существо - и что Вас разобрать очень трудно. По крайней мере - мне до сих пор не ясно, как понять всё то, что было, под какую рубрику всё это отнесть? При свидании {Когда и где оно будет - совершенно неизвестно.} я Вам сообщу, на каком предположении я остановился - как на самом вероятном - хотя мало лестном для меня.

Теперь я Вам скажу вкратце, что я намерен делать:

До 3/15-го августа, а может быть и до 15/27-го я в деревне: оканчиваю свой роман, устраиваю свои отношения с мужиками, завожу школу и т. д. 5. Потом я еду в Баден,. где будет об эту пору меня ждать моя дочь вместе с г-жой Иннис, съездим, может быть, вместе в Северную Италию - и с половины сентября снова в Париже.-- Я бы Вам был благодарен, если б и Вы сообщили мне свой план. Но ведь Вы не зависите от себя... а от чего или от кого Вы зависите - это для меня тайна.

Видел я в Петербурге Белозерского и др. (Анненков женатый - прелесть как мил).-- Мне дали 4 No "Основ", из которых я мог заключить, что выше малороссийского племени нет ничего в мире - и что в особенности мы, великороссы, дрянь и ничтожество. А мы, великороссы, поглаживаем себе бороду, посмеиваемся и думаем: пускай дети тешатся, пока еще молоды. Вырастут - поумнеют. А теперь они еще от собственных слов пьянеют. И журнал у них на такой славной бумаге - и Шевченко такой великий поэт... Тешьтесь, тешьтесь, милые дети6.

Здесь весна очень запоздала - и вдруг вспыхнула - как порох - всяческой зеленью, цветами и травами. Этого за границей не увидишь. Но худо - толкаться стариком с каким-то окисленным сердцем в груди - под этими золотистыми липами... Что делать! Скоро еще хуже будет.

Прощайте - постарайтесь написать немного подельнее - по тому же адрессу, разумеется.-- Жму Вам руку--и делаю еще что-то, на что Вы, бывало, никогда не отвечали.-- Поцелуйте Богдана, о котором Вы мне ни слова не сказали - и поклонитесь - если есть кому кланяться.

Ваш

Ив. Тургенев.