Полине Виардо - Письма 1859-1861 - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

Спасское,

11/23 октября 59.

Представьте себе, дорогая и добрая госпожа Виардо, что я только вчера получил ваше письмо, написанное 22 сентября1, то есть оно было в пути ровно месяц! Это приводит в отчаяние! Ну, слава богу, что оно хоть не потерялось в пути. Может быть, в этом немного повинны вы сами: вы не обозначили адрес по-французски - вполне ясным быть вообще невозможно, к тому же есть одна русская буква, которую вы пишете неверно, это "в": вы пишете "ь", а по-русски это другая буква. Например: Тургенеьу вместо Тургеневу и Орлоьской вместо Орловской. Раз уж это письмо так задержалось, пусть бы оно задержалось еще на день, и я тогда не написал бы вам письма, в котором только и делаю, что ною и жалуюсь на ваше молчание... В конце концов, может быть, оба моих письма придут вместе или не придут вовсе - ибо кто знает неисповедимые пути российской почты!

Я читал и перечитывал ваше письмо - как сказать? - с живейшим интересом - это звучит весьма глупо - с ощущением счастья - это так, но кажется преувеличением - словом, я перечитал его десять раз, благодарю вас и повторяю, что вы очень, очень добры. Бедный Берлиоз внушает мне искреннюю жалость2, и я счастлив узнать, что его опера - прекрасная вещь3 и что, может статься, у вас будет в ней одна великолепная роль. Говорю одна, ибо, признаюсь, исполнение двух разных ролей в одном произведении в один и тот же вечер всегда казалось мне преступлением перед искусством (не перед ящерицей)4. Это выглядит трюком даже тогда, когда таковым не является, и потом неприятно видеть, как артист столь быстро меняет кожу; хочется думать, что и одной созданной роли ему достаточно и она ему дорого обходится. Сам бог сотворил единовременно лишь один-единственный мир.

В общем, разве что мне придется признать себя неправым, если кому-либо удастся меня убедить, я остаюсь при том, что сказал, Не знаю, говорил ли я вам, что работаю над новым романом5 - сейчас я как раз сочиняю отрывок из дневника молодой девицы6 (все молодые девицы ведут дневник - а вы вели дневник?),-- но это очень трудно. Трудно схватить ту смесь нерассудительности и инстинкта, которая стоит всей рассудительности мира. А кроме того, надо быть наивным... Я, хоть я и совсем уже старичок, чувствую в себе много детского, но это совершенно разные вещи. Словом, вино откупорено, надо его пить.

Меня будет угнетать не отсутствие досуга. Я могу работать но 24 часа в сутки, если у меня будет желание, никто не сможет меня отвлечь. Досадно то, что я опять подхватил таинственную прошлогоднюю болезнь, ларингит, который не позволяет мне даже шептать, угрожая разорвать грудь приступами судорожного кашля. Правда, мне не с кем говорить; тем не менее это вынужденное молчание неприятно. Поэтому мне придется обложиться нарывными пластырями.

Я останусь здесь до 15/27 ноября, это говорится для вашего сведения. Но как я глуп! Кто мне скажет, сколько времени понадобится этому письму, чтобы добраться до вас? По крайней мере, когда живешь в Петербурге, это делается немного быстрее.

Тысяча приветов всем, Виардо, Мануэлю, г-же Гарсиа и т. д. и т. д. Поцелуйте за меня малышей и красавчика Поля, который, я надеюсь, не будет больше доставлять вам столь ужасные волнения7. Будьте здоровы и думайте иногда обо мне. С нежностью целую вашу дорогую правую руку, которая потрудилась написать мне столь доброе письмо, и остаюсь навсегда

Der unwandelbar Ihrige {*}

{* Неизменно ваш (нем.).}

И. Т.

P. S. Вы действительно так хорошо работаете?8 Браво! Но у вас еще впереди "Кракамиш"9, и я от него не отступлюсь.