Полине Виардо - Письма (1866-июнь 1867) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

No 7

Баден-Баден,

Шиллерштрассе, 277.

Пятница, 21 февр. {Так в подлиннике.} 1867.

Дорогая и добрая госпожа Виардо - innigst geliebte Freundinn {Нежно любимый друг (нем.).}, кажется, я могу сообщить вам хорошую новость: вот уже два дня, как состояние моей ноги заметно улучшилось - и если ничто не расстроит мои планы и надежды, через неделю я отправлюсь в путь1. Пока что я едва смею поверить в возможность этого путешествия, в счастье вновь увидеть вас - счастье, которое, увы, продлится лишь очень недолго... и все же! В самом деле - мне положительно лучше.

Я получил вчера письмо от Диди - и, как видите, немедленно отвечаю ей2. Вчера у нас с Луизой был долгий разговор - первый sa все это время. Она казалась очень расстроенной письмом, которое вы ей написали - особенно некоторыми выражениями, вроде "черного покрова, который она набросила на семейное счастье", сильно ее огорчившими. Она разрыдалась. Время от времени она восклицала: "Я хорошо знаю, что свалилась на вас, как снег на голову,-- но что же мне теперь делать?" Я пытался успокоить ее, немного утешить, говоря, что ей ничего не надо делать, что-либо решать - но хотя бы проявлять больше самопожертвования, нежности, искренности - в особенности по отношению к отцу; что даже если она намерена порвать с мужем навсегда - не следовало показывать ему этого так отчетливо, ведь это должно было довести его до крайности, и что в таком случае ей будет трудно, чтобы не сказать невозможно, оставить при себе ребенка, на которого он имеет непреложные права; что если представится случай, скорее необходимо употребить немного дипломатии, дабы избежать борьбы, которая опечалит весь дом и опозорит, что раз она сама признает, что поведение ее мужа после отъезда очень отличается от того, что она себе представляла,-- надо постараться не сбивать его с этого правильного пути... и что в конце концов я не понимаю, как можно обижаться на людей, которые вас любят и которых любите вы. Не знаю, принесли ли мои увещевания какие-либо плоды, но вчера вечером она была с Виардо ласковее обычного - не заперлась в своей комнате - сыграла сонату Клементи (Didone abbandonata {Покинутая Дидона (итал.).}) - и очень хорошо, ей-богу! - Если б она могла хоть немного смягчиться! - Но все же не следует отчаиваться, и я был бы счастлив, если бы то незначительное влияние, которое я на нее имею, могло бы этому способствовать.

В остальном все здесь вполне спокойно. Вот уже три или четыре дня стоит прелестная погода, здоровье Виардо отменное, детей - тоже. Марианна необычайно мила; это добрая и нежная натура, обладающая двумя или тремя, как говорят англичане, "crotchets" {причуды (англ.).}, в сущности вполне невинными. Я сказал ей, что если б она за этот год сумела сделать исключительные успехи - в игре на фортепиано, вам не осталось бы ничего иного, как взять ее с собой в Берлин, чтобы показать ее какому-нибудь великому педагогу-пианисту. Кстати, г-на Калливода уже видели на улице Карлсруэ, правда, он очень похудел и изменился. Что касается Лотто, то о нем ничего не известно.

А что с письмом от г-на Дамроша3? Я громко требую его. Очень, однако, неприятно, что О. Бегаса не будет в Берлине именно тогда, когда вы туда едете - сообщите мне его мнение о рисунках Диди4. А что с вашим бюстом, который намеревался делать другой Вегас 5?

Господи - подумать только, что я, возможно, вновь увижу вас через неделю... Постойте, постойте, сударь, будьте благоразумны.

Я принялся за мое третье сочинение6, однако оно подвигается хуже - то есть медленнее. Тем не менее я тружусь.

А теперь прошу вас дать мне ваши прекрасные руки, чтобы я нежно, нежно их поцеловал - и остаюсь навеки

der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. T.