Полине Виардо - Письма (1866-июнь 1867) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

С французского:

No 3

С.-Петербург,

Караванная, 14.

Вторник, 28 февр./12 марта 1867.

Дорогая и добрая госпожа В<иардо>,-- успех моего чтения чем дальше, тем больше возрастал - кончил я вчера в полночь, чтение продолжалось почти 7 часов подряд - я изнемогал от усталости - но впечатление, которое я производил, поддерживало меня1. Словом, кажется, из всего написанного мною это наименее плохо, и мне сулят золотые горы. Тем лучше, тем лучше. В особенности рад я, что ваше мнение - для меня единственно решающее - подтверждается.

Что до моей ноги, то наблюдается очень существенное улучшение - теперь я уже могу ходить, как в Берлине. Дожидаюсь письма от Каткова2, чтобы знать в точности, когда я должен выехать.

Я виделся с моим новым управляющим3 и довольно долго беседовал с ним. Он мне нравится - это человек лет сорока, с выразительным и открытым лицом, который смотрит вам прямо в глаза. Он представил мне докладную записку о состоянии моего имения,-- и я лишний раз мог убедиться, что давно пора внести немного порядка и правильности в этот хаос.-- Думаю, что начну я с поездки в Спасское, дабы покончить с этим переходным состоянием, которое может иметь только вредные последствия и одинаково тягостно для всех. Представляете ли вы себе, какой здесь холод? - Двадцать два градуса в 8 часов утра --17 в полдень. При одной только мысли пуститься в дорогу в такое время невольно начинаешь дрожать - для этого надо быть белым медведем. Но, коль взялся за гуж, и т. д.

Навестила меня госпожа Абаза - ведь я все еще не выхожу. Она с большим интересом расспрашивала меня о вас, о том, что вы делаете, сообщила новости о Рубинштейне, который, по-видимому, окончательно покидает Петербург весной, после экзаменов в Консерватории4. А Милютин, кажется, окончательно впал в детство; постараюсь завтра навестить его - это будет печальное зрелище; счастье еще, что сам он, по-видимому, уже не ощущает всей горечи своего положения5.

8 часов вечера.-- Только что пришла ваша телеграмма с извещением о внезапном вашем отъезде в Баден-Баден...6 Может быть, приехал Эрнест7? Незачем и говорить вам, как я беспокоюсь и какие мысли мне приходят в голову. Умоляю, не оставляйте меня в неведении. Пишите мне, пожалуйста, в Москву, в редакцию "Русского вестника"; весьма возможно, что в пятницу или, самое позднее, в субботу я окончательно покину Петербург. На московской железной дороге некоторые вагоны отапливаются.

Я очень встревожен этим отъездом и его возможной причиной. Вот она, темная пелена, о которой вы говорили...

Посылаю вам вексель на имя Гальденванга8 и еще раз благодарю вас за то, что вы одолжили мне эти 10 фридрихсдоров9.

Среда утром.

Отправляю это письмо, чтоб оно ушло сегодня же. Состояние моей ноги продолжает улучшаться. Но многое другое тревожит меня - или, вернее, одно: вы, Виардо, все ваши и то, что ожидает вас в Баден-Бадене. Будем, однако, надеяться, что все устроится мирным образом!

Прошу вас передать от меня тысячу приветов всем, начиная с Виардо, а вам очень сердечно и очень дружески жму обе руки.

Der Ihrige {Ваш (нем.).}

И. Т.