Письмо 2 - Письма Е. M. Феоктистова к И. С. Тургеневу (1851-1861) - Мемуары и переписка- Тургенев Иван Сергеевич

24 февраля (8 марта) 1851 г. Москва

Москва. 24 февр. 1851.

Чрез несколько минут после того, как я послал к Вам свое письмо, получил я Ваше,1 любезнейший Иван Сергеевич. Я был в ужасном раздражении и сплине, когда писал к Вам, и оттого мое послание, я чувствую, вышло как-то уродливо официально и пошло. Теперь постараюсь вознаградить это, подробно описавши Вам, что тут у нас творится нового и замечательного.

Начать с того, что в эти дни тут только и толков (разумеется, в известных кружках), что об Вашем последнем рассказе.2 Я уже писал к Вам, что он произвел на меня самое приятное впечатление. Под наитием его, я прихожу на другое утро к Кобра-Капелла.3 Тот уже прочел Ваш рассказ - и облизал, высосал и обнюхал его до совершенства. - Разговор сейчас начался, как и следовало, об этом новом произведении Вашего таланта. Был длинный спор, Кобра-Капелла проникал в самые сокровенные изгибы искусства вообще и Вашего дарования в особенности, и, наконец из всего разговора составилось следующее заключение, принадлежащее Боткину, и с которым я однако не совершенно и далеко не во всем согласен: разумеется, нечего и говорить про то, что содержание Вашего нового рассказа шире, нежели во всех Ваших прочих произведениях. Задача была огромная и превосходная - но, к сожалению, в исполнении видна страшная поспешность. Боткин говорит, что подобное произведение надо было долго "носить во чреве своем" для того, чтобы все вышло кругло и определенно, тогда как теперь, напр<имер>, фигуры мальчиков очерчены очень бегло, и с этим я не мог не согласиться. Действительно, кроме Павла и Кости, все прочие мальчики совершенно незаметны. Ваня, мне кажется, Вам не удался, также и Федя. Во всем рассказе бездна удивительных подробностей, - подробностей, которых, смело можно сказать, нет даже у Гоголя, но целостная картина не рисуется, общего впечатления недостает. - А некоторые подробности - я совершенно от них замирал: напр<имер>, этот звук, который среди ночной тиши вдруг несется над рекою, потом местоположение, и бездна других, самые рассказы - все это такая роскошь, что душа насквозь проникается каким-то ужасно поэтическим чувством, (Вместо: ужасно поэтическим чувством - было: ужасным, поэтическим чувством.) но в целом есть большие недостатки. Мне кажется, надлежало бы, чтобы над всею этою картиною лежал какой-нибудь фантастический характер, - потому что в этом маленьком очерке Вы взяли наш народ со всеми его таинственными поверьями, (Вместо: таинственными поверьями - было: преданиями.) суеверьем и т. д., - и этого-то характера нет, да и, вообще сказать, рассказы мальчиков (Вместо: рассказы мальчиков - было: рассказы эти.) очень мало действуют на читателя. Боткин говорит, что это оттого, что во всем рассказе не видно экономии: один рассказ тотчас же прерывается другим и нет отдыху читателю, нет промежутков, которые давали бы опомниться и прочувствовать вполне свое впечатление. Вот краткий перечень того, об чем говорили около 2 часов. Résumé тот, что вообще во всем рассказе нет общей нити, и оттого нет этого (Вместо: и оттого нет этого - было: и нет этого.) сильного, какого-то даже иногда смутного чувства, которое выносишь из всякого поэтического произведения, а Ваш рассказ должен был произвести это впечатление, потому что все-таки он принадлежит, по моему мнению, к лучшим Вашим произведениям, и исполнен подробностей высокопоэтических и нигде их столько не заключено разом, сколько в нем.4 Вообще же он произвел в Москве огромный эффект на публику, потому что все изложенное мною резонерство принадлежит, по выражению Кобра-Капелла, гастрономам в литературном деле, которые приходят в восторг от кушанья, а, между тем, все-таки хотят анализ править, из чего оно состоит и по всем ли правилам гастрономического искусства оно составлено.

Поговорим теперь о Драшусове. Как я уже Вам писал, он отдал мне 100 р<ублей> сер<еребром>, но дело в том, что он сказал, будто бы не знает, сколько Вам должен. Тогда я отвечал ему, что Вы тоже не помните, но во всяком случае не менее 150 р<ублей> с<еребром>. Он это число принял с радостью, но теперь, когда у Вас нашлась записка, то можно было повести лучше и не отказываться от 190 талеров. Поэтому нельзя ли Вам будет написать ему несколько строк и напомнить ему, сколько он Вам должен, а я уже тогда адресуюсь к нему. Пусть хоть он мне отдаст другие 100 руб<лей>. Пожалуйста, уведомьте меня, как бы тут поступить мне...5 Кетчер во фрейлины еще не произведен.6 Графиня очень больна теперь; она простудилась и лежит постоянно теперь. Через силу она сделала Вам приписку в моем прошедшем письме. Напишите ей непременно. - Об Аксакове я передал Ваше поручение Грановскому.7-- Ах! еще маленький анекдот, - но ради Бога, чтоб он остался между нами. Кобра-Капелла узнал о Вашем рассказе, как Вы провели вечер у отрекомендованной им дамы в маскараде, и он уверяет, что Вы оттого это рассказываете, что Вы не успели в своих исканиях и были ею деликатно выпровождены. Какая Кобра-Капелла! Он говорит, что дама эта очень недурна и будто ей не более 26 или 27 лет, и ссылается в этом на авторитет Кетчера, который тоже уверяет, будто бы она очень презентабельна и даже хороша. Но, пожалуйста, об этом ни слова. Еще успеете тут в Москве отмстить Кобре.

Тот же Кобра-Капелла вчера таял от какой-то актрисы под названием Марья Ивановна Иванова. Он говорит, что Вы ее видели, но она Вам не понравилась. Значит, что мне она понравится, потому что с знаменитого нашего посещения Малого театра - показали Вы, что не имеете вкуса, о! Драгоценный Иван Сергеевич! Человек, которому не нравится Ирка,8 - что же он такое? О груди Ирки - поразите презрением этого дерзновенного! Впрочем, я еще надеюсь, что Вы одумаетесь до будущего Вашего приезда в Москву и упадете к Дианиным ногам ее!!!...

Еще забыл. Когда я получил Ваше письмо, у графини был Грановс<кий>, и мы послали за шампанским Лелегар и Дельбек. Хорошо, а все не Редерер!9 Уж Вы преувеличиваете его достоинство!

Прощайте, драгоценный Иван Сергеевич. Будьте веселы, и главное - здоровы! Пожалуйста, напишите мне ответ. Жду его.

Искренне Вас любящий

Е. Феоктистов.