Глава8 - Бретер - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

Долгим Лугом называлась широкая н ровная поляна на правой стороне речки Снежинки, в верстг от имения гг. Пе-рекатовых. Левый берег, весь покрытый молодым густым дубняком, круто возвышался над речкой, почти заросшей лозняками, исключая небольших "заводей", пристанища диких уток. В полуверсте от речки, по правую же сторону Долгого Луга, начинались покатые, волнистые холмы, редко усеянные старыми березами, кустами орешника и калины.

Солнце садилось. Мельница шумела и стучала вдали, то громче, то тише, смотря по ветру. Господский табун лениво бродил по лугу; пастух шел, напевая, за стадом жадных и пугливых овец; сторожевые собаки со скуки гнались за воронами. По роще ходил, скрестя руки, Лучков. Его привязанная лошадь уже не раз отозвалась нетерпеливо на звонкое ржание жеребят и кобыл.

Авдей злился и робел, по обыкновению. Еще не уверенный в любви Маши, он уже сердился на нее, досадовал на себя... но волнение в нем заглушало досаду. Он остановился наконец перед широким кустом орешника и начал хлыстиком сбивать крайние листья...

Ему послышался легкий шум... он поднял голову... В десяти шагах от него стояла Маша, вся раскрасневшаяся от быстрой ходьбы, в шляпке, но без перчаток, в белом платье, с наскоро завязанным платочком на шее. Она проворно опустила глаза и тихо покачнулась...

Авдей неловко и с натянутой улыбкой подошел к ней.

- Как я счастлив...- начал было он едва внятно.

- Я- очень рада... вас встретить...-задыхаясь, перебила его Маша.- Я обыкновенно гуляю здесь по вечерам... и вы...

Но Лучков не умел даже пощадить ее стыдливости, поддержать ее невинную ложь.

- Кажется, Марья Сергеевна,- промолвил он с достоинством,-вам самим угодно было...

- Да... да...-торопливо возразила Маша.-Вы желали меня видеть, вы хотели...- Голос ее замер. Лучков молчал. Маша робко подняла глаза.

- Извините меня,-начал он, не глядя на нее,-я человек простой и не привык объясняться... с дамами... Я... я желал вам сказать... но, кажется, вы не расположены меня слушать...

- Говорите...

- Вы приказываете... Ну, так скажу вам откровенно, что уже давно, с тех пор как я имел честь с вами познакомиться... Авдей остановился. Маша ждала конца речи.

- Впрочем, я не знаю, для чего это все вам говорю... Своей судьбы не переменишь...

- Почему знать...

- Я знаю! - мрачно возразил Авдей.- Я привык встречать ее удары!

Маше показалось, что теперь по крайней мере не следовало Лучкову жаловаться на судьбу.

- Есть добрые люди на свете,- с улыбкой заметила она,- даже слишком добрые...

- Я понимаю вас, Марья Сергеевна, и, поверьте, умею ценить ваше расположение... Я... я... Вы не рассердитесь?

- Нет... Что вы хотите сказать?

- Я хочу сказать... что вы мне нравитесь... Марья Сергеевна, чрезвычайно нравитесь...

- Я очень вам благодарна,-с смущением перебила его Маша; сердце ее сжалось от ожидания и страха.-Ах, посмотрите, господин Лучков,-продолжала она,-посмотрите, какой вид!

Она указала ему на луг, весь испещренный длинными, вечерними тенями, весь алеющий на солнце.

Внутренно обрадованный внезапной переменой разговора, Лучков начал "любоваться" видом. Он стал подле Маши...

- Вы любите природу?-спросила она вдруг, быстро повернув головку и взглянув на него тем дружелюбным, любопытным и мягким взглядом, который, как звенящий голосок, дается только молодым девушкам.

- Да... природа... конечно...-пробормотал Авдей.-Конечно... вечером приятно гулять, хотя, признаться, я солдат, и нежности не по моей части.

Лучков часто повторял, что он "солдат". Ь'астало небольшое молчание.

Маша продолжала глядеть на луг.

"Не уйти ли?-подумал Авдей.-Вот вздор! Смелей!.."- Марья Сергеевна...- заговорил он довольно твердым голосом.

Маша обернулась к нему.

- Извините меня,- начал он как бы шутя,- но позвольте, с моей стороны, узнать, что вы думаете обо мне, чувствуете ли какое-нибудь... этакое...

расположение к моей особе?

"Боже мой, как он неловок!" - сказала про себя Маша.- Знаете ли вы, господин Лучков,- отвечала она ему с улыбкой,-что не всегда легко дать решительный ответ на решительный вопрос?

- Однако...

- Да на что вам?

- Да я, помилуйте, желаю знать...

- Но... Правда ли, что вы большой дуэлист? Скажите, правда ли,- промолвила Маша с робким любопытством,- говорят, вы уже не одного человека убили?

- Случалось,- равнодушно возразил Авдей и погладил усы.

Маша пристально посмотрела на него.

- Вот этой рукой...- прошептала она.

Между тем кровь разгорелась в Лучкове. Уже более четверти часа молодая хорошенькая девушка вертелась перед ним...

- Марья Сергеевна,- заговорил он опять резким и странным голосом,- вы теперь знаете мои чувства, знаете, зачем я желал вас видеть... Вы были столько добры... Скажите же и вы мне наконец, чего я могу надеяться...

Маша вертела в руках полевую гвоздику... Она взглянула сбоку на Лучкова, покраснела, улыбнулась, сказала: "Какие вы пустяки говорите",- и подала ему цветок.

Авдей схватил ее за руку.

- Итак, вы меня любите! - воскликнул он. Маша вся похолодела от испуга.

Она не думала признаваться Авдею в любви; она сама еще наверное не знала, любит ли она его, и вот уж он ее предупреждает, насильно заставляет высказаться-стало быть, он ее не понимает... Эта мысль быстрее молнии сверкнула в голове Маши. Она никак не ожидала такой скорой развязки... Маша, как любопытный ребенок, целый день себя спрашивала: "Неужели Лучков меня любит?",- мечтала о приятной вечерней прогулке, почтительных и нежных речах, мысленно кокетничала, приучала к себе дикаря, позволяла при прощанье поцеловать свою руку... и вместо того...

Вместо того она вдруг почувствовала у себя на щеке жесткие усы Авдея...

- Будемте счастливы,- шептал он,- ведь только есть одно счастье на земле!..

Маша вздрогнула, с ужасом отбежала в сторону и, вся бледная, остановилась, опираясь рукой о березу. Авдей смешался страшно.

- Извините меня,- бормотал он, подвигаясь к ней,- я, право, не думал...

Маша молча, во все глаза, глядела на него... Неприятная улыбка кривила его губы... красные пятна выступили на его лице...

- Чего же вы боитесь? - продолжал он,- велика важность? Ведь между нами уже все... того... Маша молчала.

- Ну, полноте!.. что за глупости? это только так... Лучков протянул к ней руку...

'Маша вспомнила Кистера, его "берегитесь", замерла от страха и довольно визгливым голосом закричала: * - Танюша!

Из-за орехового куста вынырнуло круглое лицо горничной... Авдей потерялся совершенно. Успокоенная присутствием своей прислужницы, Маша не тронулась с места. Но бретер весь затрепетал от прилива злости; глаза его съежились; он стиснул кулаки и судорожно захохотал.

- Браво! браво! Умно-нечего сказать!-закричал он. Маша остолбенела.

- Вы, я вижу, приняли все меры предосторожности, Марья Сергеевна?

Осторожность никогда не мешает. Каково? В наше время барышни дальновиднее стариков. Вот тебе и любовь!

- Я не знаю, господин Лучков, кто вам дал право говорить о любви... о какой любви?

- Как кто? Да вы сами!-перебил ее Лучков,-вот еще! - Он чувствовал, что портит все дело, но не мог удержаться.

- Я поступила необдуманно,-проговорила Маша.-• Я снизошла на вашу просьбу в надежде на вашу аеПсагезве... да вы не понимаете по-французски, - на вашу вежливость...

Авдей побледнел. Маша поразила его в самое сердце.

- Я не понимаю по-французски... может быть; но я понимаю... я понимаю, что вам угодно было смеяться надо мной...

- Совсем нет, Авдей Иваныч... я даже очень сожалею...

- Уж, пожалуйста, не толкуйте о вашем сожалении,- с запальчивостию перебил ее Авдей,- уж от этого-то вы меня избавьте!

- Господин Лучков...

- Да не извольте смотреть герцогиней... Напрасный труд! меня вы не запугаете.

Маша отступила шаг назад, быстро повернулась и пошла прочь.

- Прикажете вам прислать вашего друга, вашего пастушка, чувствительного Сердечкина, Кистера?-закричал ей вслед Авдей. Он терял голову.-Уж не этот ли приятель?..

Маша не отвечала ему и поспешно, радостно удалялась. Ей было легко, несмотря на испуг и волненье. Она как будто пробудилась от тяжелого сна, из темной комнаты вышла на воздух и солнце... Авдей как исступленный посмотрел кругом, с молчаливым бешенством сломал молодое деревцо, вскочил на лошадь и так яростно вонзал в нее шпоры, так безжалостно дергал и крутил поводья, что несчастное животное, проскакав восемь верст в четверть часа, едва не издохло в ту же ночь...

Кистер напрасно до полуночи прождал Лучкова и на другой день утром сам отправился к нему. Денщик доложил Федору Федоровичу, что барин-де почивает и не велел никого принимать. "И меня не велел?"-"И ваше благородие не велел".

Кистер с мучительным беспокойством прошелся раза два по улице, вернулся домой. Человек ему подал записку.

- От кого?

- От Перекатовых-с. Артемка-фалетор привез. У Кистера задрожали руки.

- Приказали кланяться. Приказали ответа просить-с. Ар-•гемке прикажете дать водки-с?

Кистер медленно развернул записочку и прочел следующее:

"Любезный, добрый Федор Федорович!

Мне очень, очень нужно вас видеть. Приезжайте, если можете, сегодня. Не откажите мне в моей просьбе, прошу вас именем нашей старинной дружбы. Если б вы знали... да вы все узнаете. До свидания - не правда ли?

Магiе.

Р. 5. Непременно приезжайте сегодня".

- Так прикажете-с Артемке-фалет.ору поднести водки? Кистер долго, с изумлением посмотрел в лицо своему человеку и вышел, не сказав ни слова.

- Барин приказал тебе водки поднести и мне приказал с тобой вылить,-говорил Кистгроз человек Артемке-фалетору.