Глава 7 - Степной король Лир - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

Матушка моя не жаловала старшей дочери Харлова; она называла ее гордячкой. Анна Мартыновна почти никогда не являлась к нам на поклон и в присутствии матушки держалась чинно и холодно, хотя по ее милости и в пансионе обучалась, и замуж вышла, и в день свадьбы получила от нее тысячу рублей ассигнациями да желтую турецкую шаль, правда, несколько поношенную.

Это была женщина росту среднего, сухощавая, очень живая и проворная в своих движениях, с русыми густыми волосами, с красивым смуглым лицом, на котором несколько странно, но приятно выдавались бледно-голубые узкие глаза; нос она имела прямой и тонкий, губы тоже тонкие и подбородок "шпилькой". Всякий, взглянув на нее, наверное, подумал бы:

"Ну, какая же ты умница - и злюка!" И со всем тем в ней было что-то привлекательное; даже темные родинки, рассыпанные "гречишкой" по ее лицу, шли к ней и усиливали чувство, которое она возбуждала. Подсунув под косынку руки, она украдкой - сверху вниз (я сидел, она стояла) - посматривала на меня; недобрая улыбочка бродила по ее губам, по щекам, в тени длинных ресниц. "Ох ты, балованный барчонок!" - словно говорила эта улыбка. Всякий раз, когда она дышала, у ней ноздри слегка расширялись - это тоже было несколько странно; но все-таки мне казалось, что полюби меня Анна Мартыновна или только захоти поцеловать меня своими тонкими жесткими губами, - я бы от восторга до потолка подпрыгнул. Я знал, что она была очень строга и взыскательна, что бабы и девки боялись ее как огня, - но что за дело! Анна Мартыновна тайно волновала мое воображение... Впрочем, мне тогда только минуло пятнадцать лет, а в эти годы!..

Мартын Петрович опять встрепенулся.

- Анна! - крикнул он, - ты бы на фортепьянах побренчала... Молодые господа это любят.

Я оглянулся: в комнате стояло какое-то жалкое подобие фортепьян.

- Слушаю, батюшка, - ответила Анна Мартыновна. - Только что же я им буду играть? Им это не будет интересно.

- Так чему ж тебя обучали в пинсионе?

- Я все перезабыла... да и струны полопались. Голосок у Анны Мартыновны был очень приятный, звонкий и словно жалобный... вроде того, какой бывает у хищных птиц.

- Ну, - проговорил Мартын Петрович и задумался. - Ну, - начал он опять, - так не хотите ли гумно посмотреть, полюбопытствовать? Вас Володька цроводит. - Эй, Володька! - крикнул он своему зятю, который все еще расхаживал по двору с моею лошадью, - проводи вот их на гумно... та.

вообще... покажь мое хозяйство. А мне соснуть надо! Так-то! Счастливо оставаться!

Он вышел вон, и я за ним. Анна Мартыновна тотчас стала проворно и как бы с досадой убирать со стола. На пороге двери я обернулся и поклонился ей; но она словно не заметила моего поклона, только опять улыбнулась, да еще злее прежнего.

Я взял у харловского зятя мою лошадь и повел ее в поводу. Мы вместе с ним пошли на гумно, - но так как ничего в нем особенно любопытного не открыли, притом же он во мне, как в молодом мальчике, не мог предполагать отменную любовь к хозяйству, то мы и вернулись через сад на дорогу.