Глава 17 - Вешние воды - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

"Буду ждать г-на офицера для объяснения до 10 часов утра,- размышлял он на следующее утро, совершая свой туалет,- а там пусть он меня отыскивает!" Но немецкие люди встают рано: девяти часов еще не пробило, как уже кельнер доложил Санину, что г-н подпоручик (der Негг Sесопdе Liеutеnаnt) фон Рихтер желает его видеть. Санин проворно накинул сюртук и приказал "просить". Г-н Рихтер оказался, против ожидания Санина, весьма молодым человеком, почти мальчиком. Он старался придать важности выражению своего безбородого лица, но это ему не удавалось вовсе: он даже не мог скрыть свое смущение - и,садясь на стул,чуть не упал, зацепившись за саблю. Запинаясь и заикаясь, он объявил Санину на дурном французском языке, что приехал с поручением от своего приятеля, барона фон Донгофа;что поручение это состояло вистребовании от г-на фон Занин извинения в употребленных им накануне оскорбительных выражениях; и что в случае отказа со стороны г-на фон Занин - барон фон Донгоф желает сатисфакции. Санин отвечал, что извиняться он не намерен, а сатисфакцию дать готов.Тогда г-н фон Рихтер, все также запинаясь, спросил,с кем,в котором часу и в котором месте придется ему вести нужные переговоры.Санин отвечал, что он может прийти к нему часа через два и что до тех пор он, Санин, постарается сыскать секунданта. ("Кого я,к черту, возьму в секунданты?" - думал он между тем про себя.) Г-н фон Рихтер встал и начал раскланиваться... но на пороге двери остановился, как бы почувствовав угрызение совести,- и, повернувшись к Санину, промолвил, что его приятель, барон фон Донгоф, не скрывает от самого себя...некоторой степени...собственной вины во вчерашнем происшествии - и потому удовлетворился бы легкими извинениями - "des exghizes lecheres".На это Санин отвечал, что никаких извинений, ни тяжелых,ни легких,он давать не намерен, так как виноватым себя не почитает.

- В таком случае,- возразил г-н фон Рихтер и покраснел еще более,- надо будет поменяться дружелюбными выстрелами - des goups de bisdolet a l'amiaple!

- Этого я уже совершенно не понимаю, - заметил Санин,- на воздух нам стрелять, что ли?

- О, не то, не так,- залепетал окончательно сконфузившийся подпоручик,- но я полагал, что так как дело происходит между порядочными людьми...Я поговорю с вашим секундантом,- перебил он самого себя - и удалился.

Санин опустился на стул, как только тот вышел, и уставился в пол.

"Что, мол, это такое? Как это вдруг так завертелась жизнь? Все прошедшее, все будущее вдруг стушевалось, пропало - и осталось только то, что я во Франкфурте с кем-то за что-то дерусь". Вспомнилась ему одна его сумасшедшая тетушка, которая, бывало, все подплясывала и напевала:

Подпоручик!

Мой огурчик!

Мой амурчик!

Пропляши со мной, голубчик!

И он захохотал и пропел, как она: "Подпоручик! пропляши со мной, голубчик!" - Однако надо действовать, не терять времени,- воскликнул он громко, вскочил и увидал перед собой Панталеоне с записочкой в руке.

- Я несколько раз стучался, но вы не отвечали; я подумал, что вас дома нет,- промолвил старик и подал ему записку.- От синьорины Джеммы .

Санин взял записку - как говорится, машинально,- распечатал и прочел ее. Джемма писала ему, что она весьма беспокоится по поводу известного ему дела и желала бы свидеться с ним тотчас.

- Синьорина беспокоится,- начал Панталеоне, которому, очевидно, было известно содержание записки,- она велела мне посмотреть, что вы делаете, и привести вас к ней.

Санин взглянул на старого итальянца - и задумался. Внезапная мысль сверкнула в его голове. В первый миг она показалась ему странной до невозможности...

"Однако... почему же нет?" - спросил он самого себя.

- Господин Панталеоне! - произнес он громко.

Старик встрепенулся, уткнул подбородок в галстук и уставился на Санина.

- Вы знаете,- продолжал Санин,- что произошло вчера?

Панталеоне пожевал губами и тряхнул своим огромным хохлом.

- Знаю.

(Эмиль только что вернулся, рассказал ему все.) - А, знаете! - Ну, так вот что. Сейчас от меня вышел офицер. Тот нахал вызывает меня на поединок. Я принял его вызов. Но у меня нет секунданта.

Хотите вы быть моим секундантом?

Панталеоне дрогнул и так высоко поднял брови, что они скрылись у него под нависшими волосами.

- Вы непременно должны драться? - проговорил он наконец по - итальянски; до того мгновения он изъяснялся по-французски.

- Непременно. Иначе поступить - значило бы опозорить себя навсегда .

- Гм. Если я не соглашусь пойти к вам в секунданты,- то вы будете искать другого?

- Буду... непременно.

Панталеоне потупился.

- Но позвольте вас спросить, синьор де-Цанини, не бросит ли ваш поединок некоторую неблаговидную тень на репутацию одной персоны?

- Не полагаю; но как бы то ни было - делать нечего!

- Гм.- Панталеоне совсем ушел в свой галстук.- Ну, а тот феррофлукто Клуберио, что же он? - воскликнул он вдруг и вскинул лицо кверху.

- Он? Ничего.

- Кэ! (Сне!) - Панталеоне презрительно пожал плечами.- Я должен, во всяком случае, благодарить вас,- произнес он наконец неверным голосом,- что вы и в теперешнем моем уничижении умели признать во мне порядочного человека - un galant uomo! Поступая таким образом, вы сами выказали себя настоящим galant uomо. Но я должен обдумать ваше предложение.

- Время не терпит, любезный господин Чи... чиппа...

- Тола,- подсказал старик.- Я прошу всего один час на размышление . Тут замешана дочь моих благодетелей... И потому я должен, я обязан - подумать!!.

Через час... через три четверти часа - вы узнаете мое решение.

- Хорошо; я подожду.

- А теперь... какой же я дам ответ синьорине Джемме?

Санин взял листок бумаги, написал на нем: "Будьте покойны, моя дорогая приятельница, часа через три я приду к вам - и все объяснится. Душевно вас благодарю за участие" - и вручил этот листик Панталеоне.

Тот бережно положил его в боковой карман - и, еще раз повторив: "Через час!" - направился было к дверям: но круто повернул назад, подбежал к Санину, схватил его руку - и притиснув ее к своему жабо, подняв глаза к небу, воскликнул: "Благородный юноша! Великое сердце! (Nobil giovannoto!

Gran cuore!) - позвольте слабому старцу (a un vecchiotto) пожать вашу мужественную десницу! (la vostra valorosa destra!)".

Потом отскочил немного назад, взмахнул обеими руками - и удалился.

Санин посмотрел ему вслед... взял газету и принялся читать. Но глаза его напрасно бегали по строкам: он не понимал ничего.