Глава 35 - Вешние воды - Повести Ивана Сергеевича Тургенева.

Развязное обхождение г-жи Полозовой, вероятно, на первых порах смутило бы Санина - хотя он новичком не был и уже потерся между людьми,- если бы в самой этой развязности и фамилиарности он опять-таки не увидел хорошего предзнаменования для своего предприятия. "Будем потакать капризам этой богатой барыни",- решил он про себя - и так же непринужденно, как она его спрашивала, ответил ей:

- Да, я женюсь.

- На ком? На иностранке?

- Да.

- Вы недавно с ней познакомились? Во Франкфурте?

- Точно так.

- И кто она такая? Можно узнать?

- Можно. Она дочь кондитера.

Марья Николаевна широко раскрыла глаза и подняла брови.

- Да ведь это прелесть,- проговорила она медлительным голосом,- это чудо! Я уже полагала, что таких молодых людей, как вы, на свете больше не встречается. Дочь кондитера!

- Вас это, я вижу, удивляет,- заметил не без достоинства Санин,- но, во-первых, у меня вовсе нет тех предрассудков...

- Во-первых, это меня нисколько не удивляет,- перебила Марья Николаевна, - предрассудков и у меня нет. Я сама дочь мужика. А? что, взяли?

Меня удивляет и радует то, что вот человек не боится любить. Ведь вы ее любите?

- Да.

- Она очень хороша собою?

Санина слегка покоробило от этого последнего вопроса... Однако отступать уже не приходилось.

- Вы знаете, Марья Николаевна,- начал он,- всякому человеку лицо его возлюбленной кажется лучше всех других; но моя невеста - действительно красавица.

- В самом деле? В каком роде? итальянском? античном?

- Да; у ней очень правильные черты.

- С вами нет ее портрета?

- Нет. (В то время о фотографиях еще помину не было. Дагерротипы едва стали распространяться.) - Как ее зовут?

- Ее имя - Джемма.

- А ваше - как?

- Димитрий.

- По отчеству?

- Павлович.

- Знаете что,- проговорила Марья Николаевна все тем же медлительным голосом,- вы мне очень нравитесь, Дмитрий Павлович. Вы, должно быть, хороший человек. Дайте-ка мне вашу руку. Будемте приятелями.

Она крепко пожала его руку своими красивыми, белыми, сильными пальцами.

Ее рука была немногим меньше его руки - но гораздо теплей и глаже, и мягче, и жизненней.

- Только знаете, что мне приходит в голову?

- Что?

- Вы не рассердитесь? Нет? Она, вы говорите, ваша невеста. Но разве ...

разве это непременно было нужно?

Санин нахмурился.

- Я вас не понимаю. Марья Николаевна.

Марья Николаевна засмеялась тихохонько и, встряхнув головою, откинула назад падавшие ей на щеки волосы.

- Решительно - он прелесть,- промолвила она не то задумчиво, не то рассеянно.- Рыцарь! Подите верьте после этого людям, которые утверждают что идеалисты все перевелись!

Марья Николаевна все время говорила по-русски удивительно чистым прямо московским языком - народного, не дворянского пошиба.

- Вы, наверное, дома воспитывались, в старозаветном, богобоязненном семействе? - спросила она.- Вы какой губернии?

- Тульской.

- Ну, так мы однокорытники. Мой отец... Ведь вам известно, кто был мой отец?

- Да, известно.

- Он в Туле родился... Гуляк был. Ну, хорошо... (Это "хорошо Марья Николаевна уже с намерением выговорила совсем по-мещанскому вот так:

хершоо.) Ну давайте же теперь за дело примемся.

- То есть...- как же это так за дело приняться? Что вам угодно этим сказать?

Марья Николаевна прищурилась.

- Да вы зачем сюда приехали?(Когда она щурила глаза, выражение их становилось очень ласковым и немного насмешливым; когда же она раскрывала их во всю величину - в их светлом, почти холодном блеске проступало что-то недоброе... что-то угрожающее. Особенную красоту придавали ее глазам ее брови,густые,немного надвинутые,настоящие соболиные.) Вы хотите, чтобы я у вас купила имение? Вам нужны деньги для вашего бракосочетания? Не так ли?

- Да, нужны.

- И много вам их требуется?

- На первый случай я бы удовольствовался несколькими тысячами франков.

Вашему супругу мое имение известно. Вы можете посоветоваться с ним,- а я бы взял цену недорогую.

Марья Николаевна повела головою направо и налево.

- Во-первых,- начала она с расстановкой, ударяя концами пальцев по обшлагу санинского сюртука,- я не имею привычки советоваться с мужем, разве вот насчет туалета - он на это у меня молодец; а во-вторых зачем вы говорите, что вы цену назначите недорогую? Я не хочу воспользоваться тем, что вы теперь очень влюблены и готовы на всякие жертвы... Я никаких жертв от вас не приму. Как? Вместо того чтобы поощрять вас... ну, как бы это сказать получше?.. благородные чувства, что ли? я вас стану обдирать как липку? Это не в- моих привычках. Когда случится, я людей не щажу - только не таким манером.

Санин никак не мог понять, что она - смеется ли над ним или говорит серьезно? а только думал про себя: "О, да с тобой держи ухо востро!" Слуга вошел с русским самоваром, чайным прибором, сливками, сухарями и т.п. на большом подносе, расставил всю эту благодать на столе между Саниным и г-жою Полозовой - и удалился.

Она налила ему чашку чаю.

- Вы не брезгаете? - спросила она, накладывая ему сахар в чашку пальцами... а щипчики лежали тут же.

- Помилуйте!.. От такой прекрасной руки...

Он не закончил фразы и чуть не поперхнулся глотком чаю, а она внимательно и ясно глядела на него.

- Я потому упомянул о недорогой цене моего имения,- продолжал он,- что так как вы теперь находитесь за границей, то я не могу предполагать у вас много свободных денег и, наконец, я сам чувствую, что продажа... или покупка имения при подобных условиях есть нечто ненормальное, и я должен взять это в соображение.

Санин путался и сбивался, а Марья Николаевна тихонько отклонилась на спинку кресла, скрестила руки и глядела на него тем же внимательным и ясным взглядом. Он наконец умолк.

- Ничего, говорите, говорите,- промолвила она, как бы приходя ему на помощь,- я вас слушаю - мне приятно вас слушать; говорите.

Санин принялся описывать свое имение, сколько в нем десятин, и где оно находится, и каковы в нем хозяйственные угодья, и какие можно извлечь из него выгоды... упомянул даже о живописном местоположении усадьбы; а Марья Николаевна все глядела да глядела на него - все светлее и пристальнее, и губы ее чуть-чуть двигались, без улыбки: она покусывала их. Ему стало неловко наконец; он замолчал вторично.

- Дмитрий Павлович,- начала Марья Николаевна - и задумалась ...- Дмитрий Павлович,- повторила она...- Знаете что:я уверена, что покупка вашего имения - очень выгодная для меня афера и что мы сойдемся; но вы должны мне дать... два дня - да, два дня сроку. Ведь вы в состоянии на два дня расстаться с вашей невестой? Дольше я вас не продержу, против вашей воли,- даю вам честное слово. Но если вам нужны теперь же пять, шесть тысяч франков, я с великим удовольствием готова предложить вам их взаймы - а там мы сочтемся.

Санин поднялся.

- Я должен благодарить вас, Марья Николаевна, за вашу радушную и любезную готовность услужить человеку, почти совсем вам незнакомому ... Но если уже вам непременно так угодно,то я предпочту дождаться вашего решения насчет моего имения - останусь здесь два дня.

- Да; мне так угодно, Дмитрий Павлович. А вам будет очень тяжело ?

Очень? Скажите.

- Я люблю свою невесту, Марья Николаевна, и разлука с ней мне не легка.

- Ах, вы золотой человек! - со вздохом промолвила Марья Николаевна .- Обещаюсь не слишком томить вас. Вы уходите?

- Уже поздно,- заметил Санин.

- А вам надо отдохнуть от дороги - и от игры в дурачки с моим мужем.

Скажите - вы Ипполиту Сидорычу, моему мужу, большой приятель ?

- Мы воспитывались в одном пансионе.

- И он уже тогда был такой?

- Какой "такой"? - спросил Санин.

Марья Николаевна вдруг засмеялась, засмеялась до красноты всего лица, поднесла платок к губам, встала с кресла и, покачиваясь, как усталая, подошла к Санину и проткнула ему руку.

Он раскланялся и направился к двери.

- Извольте завтра пораньше явиться - слышите? - крикнула она ему вслед.

Он глянул назад, уходя из комнаты, и увидел, что она опять опустилась в кресло и закинула обе руки за голову. Широкие рукава блузы скатились почти до самых плеч - и нельзя было не сознаться, что поза этих рук, что вся эта фигура была обаятельно прекрасна.